На этой неделе было опубликовано тяжелое видео захвата в заложники солдаток с базы Нахаль Оз.
Семь выживших солдаток c этой базы были похищены в Газу.

Ори Мегидиш была спасена израильской армией 
в самом начале войны, Ноа Марциано была убита в Газе, и ее тело вернули в Израиль. Пятеро солдаток все еще находятся в заложниках: Лири Эльбаг, Карина Араев, Агам Бергер, Даниэла Гильбоа и Наама Лев.

Лири Эльбаг стала символом борьбы за освобождение заложников, а ее семья символом силы и веры. Шира Эльбаг, мама Лири, поделилась тем, через что проходит она и ее семья все это время в интервью Шарон Кидон, 
в рамках подкаста Ynet ха-Котерет (הכותרת).

Публикуем переведенные отрывки из интервью.

Жизнь после?

Как нам живется? Сложно описать, насколько это тяжело. Каждый день нужно силой поднимать себя с кровати, находить силы для еще одного дня, полного эмоций, борьбы, слез, злости. Мы почти не спим. Каждые два часа я вскакиваю с кровати, судорожно проверяю телефон. Жду звонок, чтобы может услышать, что была какая-то операция и Лири возвращается домой.

Это два мира: полного бессилия с одной стороны и необходимости находить энергию и продолжать бороться каждый день с другой, которые приходится совмещать. Я стараюсь быть активна каждый день, потому что в дни без активности я все больше тону. Но, к сожалению, такие дни есть.

Люди говорят, что я держусь и излучаю силу, но есть столько моментов, когда я просто разваливаюсь по кусочкам, падаю на кровать и закрываюсь ото всех.

Сломанный дом

У нас в семье четверо детей: две дочери, младший сын 
и Лири. И со всеми обычными ссорами и драками между братьями и сестрами, мы были очень дружной и сплоченной семьей, всегда делали что-то все вместе. Нам ужасно 
не хватает Лири.

Все изменилось. Наш дом изменился, он погрузился в глубокую печаль, злость и беспомощность. Никто из нас не в состоянии работать, учиться. Мы только бьемся каждый день за их возвращение. Мы стараемся держаться все время вместе. Больше нет никаких семейных ужинов в пятницу. Все едят самостоятельно, в своих комнатах. Иногда я думаю, может было бы лучше собраться всем на ужин, но не могу себя пересилить, когда понимаю, что место Лири будет пустым, и я не знаю где она, что она ест и ест ли вообще.

Суббота, 7 октября

Это было самое начало ее службы. На базу она приехала только в четверг и в пятницу она составила мне список, что ей нужно купить, чтобы она почувствовала себя там как дома.

Все утро субботы, пока мы были на связи, она успокаивала меня, утверждала, что все в порядке и я не должна переживать. И я действительно успокоилась, только постфактум я поняла: все было совсем не в порядке, и в то время, как Лири продолжала вселять в нас спокойствие, другие девочки уже прощались со своей семьей. В тот момент еще никто из нас ничего не понимал, я была уверена что речь о каком-то одном террористе, проникшем на базу и все спрашивала у Лири “ну что, поймали его?”.

Когда все стали понимать, что происходит, я связалась с журналистами на месте и они сказали, что все дозорные (тацпитанийот) присоединились к командному пункту, и это тоже вселяло уверенность. В тот момент нашей заботой еще было достаточно ли у них воды в командном пункте, настолько мы пребывали в неведении.

Вечером я поехала по больницам, но в процессе получила звонок от дочерей, они сказали мне ехать домой, но не сказали почему, и я стала думать о самом плохом. Дома не было офицеров (прим. оповещающих семьи о смерти служащих), и я почувствовала облегчение, но потом мне показали видео. Сначала я не верила, сказала этого не может быть, она ведь была в командном пункте. На меня не стали давить, в 2 ночи я сама попросила еще раз показать мне видео и уже не могла отрицать тот факт, что я вижу свою дочь. Мне не верилось и не верится до сих пор, что она там.

На День независимости мы первый раз побывали на базе. Меня поражало насколько все близко, как близка граница. Что она так близко, казалось бы, на таком достижимом расстоянии, что хочется самой зайти туда и вытащить ее, но на самом деле она бесконечно далеко.

Борьба

В какой-то момент я решила, что я ни от чего не закрываюсь, я хочу получать всю возможную информацию, все свидетельства, видео, фото, даже если это тяжело. Я обязана знать, обязана пережить все со своей дочерью.

“Они в аду. Кто-то из вас знает, что значит быть в аду? Наших дочерей физически и морально истязают каждый день. Моя Лири была фактически рабыней в доме каких-то жителей Газы и была вынуждена делать унизительные для нее вещи. Их насилуют, но вас это не интересует. Я слышу ее крик о помощи “Мама, спаси меня. Я хочу умереть там”, но вы молчите.”

Шира Эльбаг в обращении 
к депутатам Кнессета

Да, я “слышу” ее, “говорю” с ней, пишу для нее что-то вроде дневника, где я рассказываю все то, что мы делаем для нее, что происходит в нашей стране, то, чего она не знает, к моменту ее возвращения.

Прошло немало времени перед тем, как я смогла произносить некоторые слова, например, изнасилование. Вначале мы были не в силах это произнести. Матери, а особенно отцу, крайне тяжело даже произнести это слово про свою дочь. И мы прятались за другими словами и намеками. Но в какой-то момент надо перестать ходить вокруг да около и сказать как есть.

Все заложники, но девочки особенно, не просто пережили ужас 7 октября, для них это продолжающийся теракт. Наши лидеры знают о том, что теракт продолжается, и все равно отворачиваются и не делают достаточно, чтобы это остановить.

Последний раз

Последний раз я видела ее на окончании ее курса. 
Лири была так счастлива, она очень хотела именно эту должность в армии. Она закончила курс в среду, и я еще подумала тогда: как же так, почему не дать им немного отдохнуть, хотя бы до конца недели, почему ее сразу вызывают на базу. Если бы только она могла остаться дома. Я сказала ей напоследок, что горжусь ей.

Символ

Лири стала символом, но когда мы что-то публикуем или рассказываем, с одной стороны, это важно, 
с другой – каждый раз мы задумываемся о ее личном пространстве, о ее границах публичности. Но у нас нет выбора, мы должны знать, должны говорить об этом.

Все уже почти привыкли к этой реальности. Настоящая и оправданная тревога о том, что у наших заложников нет времени, стала чем-то вроде клише. Что-то доносится, люди слышат имена, но продолжают жить дальше, возвращаются к себе домой и находят там вполне здоровую и счастливую семью. То, что не могут себе позволить тысячи семей. Я думаю иногда о том, что Лири, когда она вернется, у нее будет дом и семья, в которые можно вернуться. У кого-то и этой роскоши нет.

Воспоминания

Мне сложно смотреть старые видео и фото Лири. Но иногда мы просматриваем их. Я скучаю по объятиям с ней, по ее капризам, по ее растратам. Вдруг по моей кредитной карте нет десятков списаний, как было раньше. Она столько всего заказывала. Только вчера мы получили посылку, которую заказывала Лири и она потерялась на почте, но в итоге дошла. Мы даже посмеялись: Лири, притормози немного.

Видео

Для наших девочек там каждая секунда – это вечность. 
Мы видим в этом видео их героизм. Несмотря на то, что на их глазах убили других девушек, служивших с ними, несмотря на количество террористов, стрельбы вокруг, они держались и не сломались. Мы должны убедиться, что наши политики и весь остальной мир не забыл, что произошло здесь 7 октября и происходит до сих пор.

Лири вернется

Лири вернется, она выживет, я абсолютно уверена. Когда вернулись первые заложники, Лири передала через них сообщение, что, кроме прочего, она надеятся, что ее сестры не таскают ее обувь, 
пока ее нет.  Это был один момент, одна мелочь, одна индикация, вот она, настоящая Лири, она не сломалась и пока не потеряла свое чувство юмора.