На фоне войны, так или иначе меркнут почти любые события. Даже то, что до 7 октября грозило стать конституционным кризисом и чуть ли не последним клином между двумя политическими лагерями, на прошлой неделе было принято почти смиренно и продержалось в заголовках всего несколько дней.
На секунду могло показаться, что уроки извлечены, что мы уже не те, что мы уже не вернемся, как сегодня принято говорить, в реальность 6 октября. Но ощущение это может быть обманчиво. Трудно было не заметить, что смиренное принятие судьбоносных вердиктов Верховного суда от депутатов коалиции было замаскировано под скрытую агрессию реваншизма и в некоторых случаях даже вполне себе прямые угрозы разобраться с судом после войны.
Словно кто-то из правительства все еще тешит себя иллюзиями, что по окончании войны мы, как ни в чем не бывало, просто вернемся на стартовую точку и продолжим с того, на чем остановились.
Если в чем-то эти иллюзии и верны, так это в том, что тот самый день после, кроме сложнейших стратегических вопросов, будет обязательно содержать и внутренний разговор. Мы и правда должны будем вернуться к вопросам судебной системы и баланса ветвей власти. Не возвращаться в реальность 6 октября значит не просто замести под ковер все что происходило в нашем обществе на протяжении 9 месяцев 23 года и уж точно не значит сводить счеты и разбираться с судами. Это значит сменить тон разговора, научиться слышать, перестать размахивать кулаками и делать резкие движения без широкого общественного согласия.
И именно для того, чтобы вести эту беседу уважительно, давайте разберемся в том, что произошло на прошлой неделе, что стоит за решениями Верховного суда, голосами за и против и как с этим вообще связано то, как быстро, а точнее сказать насколько медленнее вы будете получать посылки от израильской почты.
Итак, на прошлой неделе Верховный суд вынес три важных решения. О двух из них вы наверняка слышали. О решениях по поправкам в законы в израильских СМИ говорили громко и не безэмоционально. Третье же решение касательно действий некоторых министров произошло почти незаметно, но связано оно со всем, что происходило здесь последний год. Во всех трех мы попробуем разобраться.
Начнем с критики по поводу времени публикации. Для тех, кто следил за процессами, было понятно изначально и не стало удивлением, что решения будут опубликованы в начале января. Дело в том, что 16 октября 70 лет исполнилось президенту Верховного суда Эстер Хают, а за 4 дня до того юбилей отпраздновала также еще одна из судей – Анат Барон. Это значило, что они уходят на пенсию. И еще это значило, что с 12 октября у них было ровно три месяца, чтобы вынести свои последние решения по заслушанным делам.
Совершенно неудивительно, что они захотели это сделать. Почти каждый судья Верховного суда и уж тем более его президенты традиционно заканчивали свою каденцию каким-то знаковым вердиктом в общественно знаковом процессе, чтобы оставить, образно говоря, свою печать. До Эстер Хают то же самое делали и Мирьям Наор и Дорит Бэйниш и Аарон Барак и Мэир Шамгар. Кстати последним вердиктом Шамгара стало то самое решение по делу Банка Мизрахи, за которое весь последний год сторонники судебной реформы проклинали Аарона Барака, на тот момент только сменившего Шамгара на должности президента Верховного суда.
Потому расчитывать, что по таким важным вопросам Хают предпочла бы не высказаться было в крайней степени наивно. Оба решения в первых же своих абзацах отмечали чувствительность и сложность периода, в свете трагических событий 7 октября, и все же у суда есть свои сроки и процедуры.
Но давайте разберемся в самой сути дел. Начнем с решения по закону о недееспособности премьер-министра – Хок аНивцарут.
Чтобы понять что произошло в этом деле, нам надо вернуться почти уже на 4 года назад. В 2019 году, юридический советник правительства и генеральный прокурор Авихай Мандельблит принял решение о предъявлении обвинения премьер-министру Биньямину Нетаньягу по 3 уголовным делам.
24 мая 2020 года дела были переданы в суд. Это событие Нетаньягу встретил резкой речью, которая войдет в историю как речь масок, Неум аМасехот. Резкость слов слов премьер-министра было сложно воспринимать из-за мягко говоря абсурдной картины тесно выстроившихся вокруг Нетаньягу министров в медицинских масках. Дело было в разгар первой волны коронавируса.
Уже тогда стал очевиден законодательный вакуум касательно новой ситуации. Если до тех пор премьер-министры Израиля во время своей каденции только находились под следствием, то теперь речь шла о действующем премьер-министре под действующим судом.
В череде бесконечных выборов, возник целый ряд вопросов, от самых практичных, вроде того, как у премьер-министра будет хватать времени заниматься государственными делами и при этом участвовать в заседаниях суда, до более концептуальных: как премьер-министр будет принимать важнейшие в судьбе страны решения, если в этот момент под вопросом судьба его собственная.
Кстати, этим вопросом задавался и сам Нетаньягу, чуть более чем десятилетием ранее. В качестве лидера оппозиции он недоумевал, как Эуду Ольмерту, погрязшему в расследованиях по многим делам, можно доверять управление страной.
Тем же вопросом в виде петиции в Верховный суд задалось тогда и Движение за качество власти. Но составом в 11 судей петиция, требовавшая лишить Биньямина Нетаньягу права формировать правительство и исполнять обязанности премьер-министра, была отклонена. На весах была весьма проблематичная ситуация с одной стороны и воля трети страны, вновь отдавшей голоса за Ликуд и Нетаньягу в его главе, с другой.
Тогда, в ноябре 2020 года, головоломку разрешил Авихай Мандельблит, составив принятый судом договор о конфликте интересов, который ставил условием нахождения Нетаньягу в должности невмешательство в несколько сфер. В первую очередь Нетаньягу должен был обходить стороной любые вопросы касательно правоохранительных органов, судебной системы и назначений в них.
В апреле 2021 года Мандельблит сам выступил против еще одной петиции в Верховный суд, требовавшей от юридического советника признать Нетаньягу неспособным исполнять обязанности из-за конфликта интересов. Но в то же время, он сказал, что не исключает такую возможность в крайних случаях, например если Нетаньягу начнет прямые нападки на судебную систему.
Вопросы эти не потеряли актуальность и когда Нетаньягу не сумел сформировать коалицию, впервые за более чем 10 лет обнаружив себя в рядах оппозиционных депутатов.
Продвигаемая новым правительством поправка в Основной закон, запрещающая подсудимому быть премьер-министром, встретила шквал критики от Нетатьягу и оппозиции и обвинений в персональности принимаемого закона.
То есть сама по себе поправка вполне конституционна и носит общий характер, но на момент принятия очевидно, что предназначена она для одного конкретного человека. Вопрос персональности станет ключевым во всем этом деле, а трактовка его понятия окажется крайне гибким материалом, который будет зависеть от того, кто именно персональные законы продвигает.
Очевидно остро вопрос встал с формированием нынешнего, 37-го правительства, возвращением Нетаньягу в насиженное им кресло и обнародованием планов министра юстиции по широкой реформе судебной системы.
Самое время пригласить вас прочитать подробный разбор пунктов реформы на нашем сайте. Но вернемся к практичным вопросам, занимавшим умы израильского социума год назад.
Заменившая Мандельблита в 2022 году, Гали Баарав-Миара, поспешила освежить в памяти Нетаньягу договор о конфликте интересов. И тогда началась игра в кошки мышки. Первые три месяца Нетаньягу хранил молчание в отношении реформы, как бы не вмешиваясь в ее ход, хотя с автором реформы Яривом Левиным за это время он провел намного больше встреч, чем с другими министрами.
Да и напрашивался логичный вопрос, насколько просто молчание премьер-министра касательно политики, продвигаемой его кабинетом, можно расценивать как невмешательство в вопросы судебной системы.
Тогда-то и вспомнилась высказанная Мандельблитом в 21 году идея о функциональной недееспособности премьер-министра в силу грубого нарушения договора о конфликте интересов.
В ответ на свежую петицию, Верховный суд, в дежурном порядке, запросил позицию по вопросу у юрсоветинка правительства, что вызвало настоящую бурю в стакане. Депутаты от оппозиции стали возмущаться тому, что простой чиновник будто бы уже намеревается свергнуть избранную народом власть, хотя сама Баарав-Миара в последствии заявила, что ничего такого она делать не собиралась.
Но правительство восприняло эту неопределенность как прямую угрозу и в срочном порядке провело в трех чтениях поправку в основной закон о правительстве, определив недееспособность премьер-министра как исключительно физическую или ментальную и позволив устанавливать ее окончательно только большинством не менее 80 депутатов Кнессета.
В августе и сентябре прошлого года прошли многочасовые заседания Верховного суда, где были заслушаны позиции сторон по петиции об отмене поправки.
Все стороны процесса были согласны с тем, что заполнить законодательный пробел и урегулировать, кто и при каких условиях имеет право объявить премьер-министра недееспособным, в целом является логичным шагом и имеет место в будущей конституции. Хотя предложенная версия с таким высоким требованием большинства вызвала немало сомнений, особенно в свете таинственности вокруг неожиданной госпитализации Нетаньягу в июле прошлого года.
Но основной спор породили именно обстоятельства принятия поправки и сомнения в легитимности процесса.
Авторы петиции потребовали от суда отмены поправки, так как, по их мнению, она носила откровенно персональный характер и служила интересам одного конкретного человека. А принимать законы, а тем более основные, конституционные законы или поправки к ним, приспосабливая их к политической ситуации и уж тем более к потребностям отдельного человека или группы людей — это явное злоупотребление законодательной и конституционной властью парламента.
Сторона защиты утверждала, что так или иначе любые законы, касающиеся конкретной должности, в данном случае премьер-министра, будут всегда носить своего рода персональный характер, ведь касаются всего одной должности и как следствие человека ее занимающего.
По их мнению, поправка проходит проверку универсальностью и служит не только и не столько интересам нынешнего премьер-министра, а всех последующих за ним, то есть институту этой должности в целом.
К тому же по словам защиты, суд должен оценивать саму суть поправки и ее констиутиционность, в отрыве от контекста и мотивации ее принятия. Ведь мотивация принятия законов почти всегда носит политический характер и это не должно быть основанием их отмены.
Сторона петиции отвечала на это, что игнорировать обстоятельства нельзя, когда депутаты от коалиции прямо заявляют, что этот закон принят из-за Нетаньягу, и когда сам премьер-министр через считанные дни после принятия закона прямо говорит, что теперь его ничего не ограничивает и он может заниматься реформой. То есть преследование политических интересов Нетаньягу в данном случае было не мотивацией, а первоочередной целью, и следовательно подобная практика должна быть запрещена.
Суд принял промежуточную позицию, не отменил поправку, но постановил, что в действие она вступит только со следующего созыва парламента, чтобы нивелировать в данном случае любой намек на персональность закона.
Так постановил суд, но если у вас остались сомнения, вы хотите еще глубже покопаться в юридических нюансах и адвокатском пинг-понге и у вас есть часов 12 свободного времени, приглашаю вас посмотреть запись заседаний суда по этому делу. Но кроме шуток, это и правда дает хорошее понимание, как вообще все это устроено.
Второе и пожалуй главное решение суда было вынесено по поправке в Основной закон о судебной системе, принятой Кнессетом в июле 23 года. Поправка лишала суды любых инстанций, включая Верховный суд, возможности экзаменовать решения правительства, премьер-министра и других министров, включая решения о снятии или назначении на должности, на основании нормы “разумности”.
Мы не будем много говорить о том, что такое эта самая норма разумности, а потому снова приглашаем вас ознакомиться с подробным материалом по этой теме на нашем сайте. Тем более что сам суд и участников заседания намного больше волновал более принципиальный вопрос: может ли вообще суд вмешиваться в Основные законы и сделает ли он это впервые в истории? Если может – то на каком основании? И если даже может, оправдывает ли сама поправка создание такого серьезного прецедента?
Касательно первого вопроса у суда есть две доктрины. Об одной мы уже сказали – злоупотребление конституционной властью. Суд в нескольких решениях последних лет предупреждал, что размывание статуса основных законов постоянным принятием поправок, исходя из краткосрочных политических потребностей – это неприемлемая практика.
Такие желтые карточки получили например поправки, позволившие ротацию премьер-министров и отсрочку крайнего срока принятия госбюджета в 2020 году. Эти поправки не имели никакого конституционного смысла, были продиктованы политическим кризисом и проведены исключительно в интересах сохранности коалиции. Согласно этому подходу, основные законы и поправки к ним должны носить общий характер и приниматься на годы вперед, а не подшиваться, как говорится, каждый понедельник и четверг под определенный коалиционный расклад или персональные интересы.
Закон о разумности затрагивал вторую доктрину неконституционности конституционных поправок. Что это значит? Согласно этому подходу, власть Кнессета принимать любым большинством депутатов, хоть 2 против 1, любые Основные законы и поправки к ним, должна быть сбалансирована и ограничена Верховным судом, если эти законы противоречат духу Декларации о независимости Израиля и угрожают его еврейскому или демократическому характеру.
И обычно здесь приводят до предела утрированные примеры, например уже ставший притчей закон о лишении права голоса рыжеволосых людей, вызвавший штуки и смех даже в ходе заседания Верховного суда 12 сентября.
Но обратимся к более приближенным к реальности сценариям. Например, если завтра Кнессет вдруг решит минимальным большинством кардинально изменить систему выборов или что судей Верховного суда отныне будет назначать лично премьер-министр, или издаст закон о полном лишении существующих конституционных полномочий Верховного суда. В таком случае, согласно этой доктрине, Верховный суд будет считать себя не только в праве, но и обязанным вмешаться.
За право Верховного суда, при описанных условиях, вмешиваться в принятые Кнессетом законы и поправки к ним однозначно высказались 12 из 15 судей.
Но ключевым моментом, по которому мнения судей разошлись, был вопрос, представляла ли такую уж угрозу демократии отмена права суда пользоваться нормой разумности в отношении действий правительства. 8 из 15 судей приняли позицию авторов петиции о том, что поправку нельзя вырывать из контекста происходящего, а значит воспринимать ее нужно как один из шагов более широких процессов, стремящихся внести серьезный дисбаланс в систему ветвей власти и, как следствие, угрожающих демократическому характеру государства.
Кроме того, по мнению многих, в том числе судей Верховного суда, норма разумности – не такая уж и мелочь и представляет собой важный инструмент судебного надзора и принципа верховенства права.
Что же это такое?
Административное право позволяет суду проверять, соответствуют ли решения и действия государственных органов и их служащих (в том числе, правительства и министерств) закону: уполномочен ли орган принимать решения, нет ли конфликта интересов, не дискриминируются ли права, а также, на основании пункта “разумности”, проверять, как принималось данное решение, какие соображения учитывались при его принятии и какому из них было отдано предпочтение.
В случае, когда суд полагал, что при принятии решения брались во внимание нерелевантные делу мотивы, или же какой-то важный фактор был не рассмотрен, проигнорирован или расценен как менее важный, решение могло было быть подвергнуто судебной критике и отменено.
История применения судом этой нормы полна интереснейшими кейсами, в которых косвенно пересекаются и соглашения Осло и палестинский терроризм и дела Нетаньягу. Детальный разбор нескольких самых ярких кейсов вы сможете прочитать у нас на сайте в специальном материале о пункте разумности.
Но большинство из них так или иначе посвящены назначениям на разные должности. Сторонники реформы, утверждая, что разумность представляет крайне субъективную норму, нередко говорят, что даже после отмены разумности у суда остаются все остальные нормы для оценки действий государства.
Вот только в случае с назначениями не все так просто. В назначении некомпетентного человека на важную государственную должность, исходя из неких политических интересов, нет ничего незаконного, но именно пункт о разумности позволял суду, в случае жалобы, поинтересоваться причинами назначения или наоборот увольнения.
И если пока это кажется какой-то гипотетической ситуацией, то за реальным примером нам далеко ходить не надо. Ведь третье решение суда на прошлой неделе, оставшееся немного в тени, было посвящено ровно этому.
Довольны ли вы работой почты Израиля? Думаю сложно найти в Израиле такого человека. И это неспроста. Эта малоэффективная государственная компания годами приносила убытки измеряемые миллиардами шекелей. За последние полтора года, под управлением Мишаеля Вакнина, компания прошла финансовое оздоровление в рамках подготовки к приватизации и впервые за долгие годы в 2023 году показала прибыль.
Почта Израиля одна из 70 оставшихся в ведении государства компаний. В рамках реформы госкомпаний в 2013 году из 13 тысяч заявок был впервые отобран пул в 500 лучших кандидатов на должности директоров. С тех пор список пополнялся и к 2022 году достиг 1200 человек. Именно из этих людей, согласно требованиям и критериям тендеров, специальная комиссия управления по делам государственных компаний выбирает директоров. Это позволило постепенно превращать госкорпорации из фабрики политических назначений и джобов, как говорится в Израиле, в более или менее эффективные структуры.
Так причем же здесь Верховный суд и норма разумности?
Чтобы понять, что произошло, нам нужно вернуться на год назад, в дни формирования 37-го израильского правительства. В рамках коалиционных соглашений депутату от Ликуда Дуди Амсалему было обещано передать управление по делам госкомпанияй в его ведомство и отменить пул директоров. Этому воспротивилась директор управления госкомпаниями Михаль Розенбойм и так началась их война.
Амсалем, утверждая, что пул директоров представляет список ашкеназских элит, стал продвигать свои назначения в госкомпании, Розенбойм и другие члены комиссии выступили против, пул директоров так и не был отменен и Амсалем заблокировал всякие дальнейшие действия, так что 20 госкомпаний остались без необходимых назначений.
В интервью на радиостанции Решет Бэт Амсалем так прямо и сказал, что его задача назначать людей из своего круга, друзей, которых он знает.
Михаль Розенбойм пыталась обратиться за помощью в вопросе к премьер-министру Нетяньягу, но не получив за год никакого ответа, на прошлой неделе она уволилась.
Параллельно с войной за назначения, министр связи от партии Ликуд Шломо Кари уволил Мишаэля Вакнина, объясняя это тем, что он недоволен его работой в целом и в частности закрытием большого количества отделений почты в периферийных городах.
Сам Вакнин подозревает, что дело возможно не совсем в этом. В рамках финансового оздоровления почты, ему в том числе пришлось провести множество сокращений. Кроме прочего, Вакнин отменил повышение зарплаты одного из замдиректоров с 17 до 42 тысяч шекелей. Этот замдиректор, Реувен Мордехай, по счастливой случайности оказался также активным членом партии Ликуд и решение нового директора встретил угрозами и обещанием расплаты после выборов. Министр связи конечно отрицает всякую связь этих событий и настаивает на своей версии увольнения.
Так или иначе, Мишаэль Вакнин не сдался и подал апелляцию по поводу этого решения в Верховный суд, который заморозил увольнение и обязал представителей министров объяснить перед судом свое решение. После того, как их доводы не дали достаточное объяснение, почему был уволен эффективный менеджер, успешность действий которого признали эксперты из разных ведомств, суд постановил, что решение наносит вред компании и противоречит общественному интересу.
И это всего-лишь один пример. В тени реформы, в сфере государственных компаний за этот год произошло много занимательных событий, включая очередную блокировку приватизации Ашдодского порта и другие сомнительные тендеры и назначения.
Прошел год с момента презентации судебной реформы. Единственный пункт реформы, принятый частично, был отменен судом. Как в некой настольной игре, мы словно вернулись вдруг на поле, с которого начинали, но успели, как страна и общество, заплатить огромную цену раскола. Так или иначе, решения суда на прошлой неделе, вовремя они были сделаны или нет, поставили некую точку. Но точка эта с запятой.
Повторюсь, нам не избежать возвращения к этому разговору после войны. Но повторю и то, что разговор этот должен в корне поменяться. Политические игры на грани тотального общественного раскола должны прекратиться. Риторика спекуляций, обвинений и демонизации другой стороны должна стать общественным табу. А выработка широкого общественного согласия по острым вопросам из видимости и политического блефа должна превратиться в реальное кредо израильской политики.
В основе дискуссий по делам, решения которых были опубликованы на прошлой неделе, скрывались не столько нюансы разумности или недееспособности премьер-министра, сколько более фундаментальные вопросы общественного спора о статусе Верховного суда и системе баланса ветвей власти.
С одной стороны люди хотят прямой реализации своего голоса, с другой – контроля, подотчетности и законности проводимой политики. Одна сторона не испытывает доверия к судебной система, другая – к политической. Одна сторона боится неконтролируемой власти судов и правоохранительных органов, другая – неконтролируемой власти правительства.
Точка же пересечения лежит в улучшении системы сдержек и противовесов во всех ветвях власти и принятии наконец сбалансированного и консенсусного Основного закона о законодательстве. Это и должно стать одним из главных внутренних общественных запросов к власти после войны.
Быть едиными – не значит подавить свое или чужое мнение. Это значит научиться слышать и уважать.
Воспринимать же решения суда как продолжение войны, угрожать разборками после и того хуже – именно это и значит оставаться в реальности 6 октября.
